неприятно, но сам по себе призрак ничем не может вам навредить.
— Возможно… Специалист здесь вы. Но дослушайте же до конца.
— Слушаю.
— Легенды гласят, — Малефруа повертел в руке кочергу, — что лет пятьсот назад здесь, чуть к северу от этой усадьбы, стоял монастырь… Это, кстати, правда — сохранились фрагменты стен и фундамент обзорной башни. При этом монастыре жил молодой послушник — будущий монах, выделявшийся среди прочих завидным талантом к естественным наукам и жадный до книгочейства вообще. Ему прочили большое будущее, но, как водится в легендах, тропинку судьбы послушнику перебежало милое создание — девица из соседней деревни.
Как-то раз, собирая травы на здешних холмах, молодой монашек повстречал прелестную крестьянку, что пасла овец, играя на свирели. Они познакомились и сдружились, но в сердце паренька вспыхнула страсть. Через некоторое время он признался девушке в любви — с его стороны это, кстати, было весьма опрометчиво — как-никак, он был будущим монахом. Однако девица, пребывая в игривом настроении, ответствовала — то ли просто шутя, то ли желая поглумиться над юнцом — что обручится с ним, если тот сыграет ей на свирели музыку, что поразит ее до глубины души.
Юноша не умел музицировать. Он вообще никогда не держал в руках музыкального инструмента. Но страсть его была столь сильна, что он решился на безумный поступок. Он вспомнил, что в монастырь для переписывания недавно привезли книгу по колдовству — тогда это уже не было чем-то особенным, ведь Моргану Благую сто лет как признали святой. И тогда юный послушник решил искать помощи у Другой Науки.
— …и его встретил ожидаемый облом, поскольку у него не было нужной подготовки, — вставил Гастон, ковыряя спичкой в зубах.
— Вы и правы и нет, мой друг. Написанное в книге, которую юноша с большим риском для себя читал ночами в монастырской библиотеке, действительно, не смогло ничем помочь ему. Но однажды он случайно уронил на книгу свечу… И огонь проявил на двух пустых листах, вклеенных в самом начале тома странные знаки. Это были тайные арабские письмена которые образованный юноша без труда перевел и обнаружил, что перед ним заклятье вызова Другого существа — Трансмагиста.
— Мелкой демон, исполняющий желания и требующий взамен крови. — Фигаро кивнул. — Но его тоже не вызовешь прочитав пару страниц.
— Ну, я же, в конце концов, пересказываю легенду… В общем, снедаемый любовной страстью юноша вырвал листы из книги и на следующую ночь, убежав на болота, провел обряд. И демон явился к нему на зов, но оказался слабым и тщедушным существом, не способным дать послушнику то, чего тот хотел.
— Вот это уже больше похоже на правду.
— …Но демон на то и демон, чтобы придумывать всякие мерзопакостные фокусы. Он предложил юноше сделку: Другой вселится в первый инструмент, который тот возьмет в руки, и вот на нем-то молодой послушник будет играть как божество. Разумеется, таковым оказалась свирель пастушки. И демон не обманул: мелодия, что сыграл юноша, была так прекрасна, что девушка тут же отдала ему себя… Но ужас был в том, что в тот момент, когда монашек коснулся губами свирели и извлек из него первый чарующий звук, в нем вспыхнула новая страсть — страсть к музыке…
Малефруа — все-таки он был хорошим рассказчиком — опять выдержал паузу и продолжил:
— Юноша понял, что свирель, в которой сидел теперь демон, дает ему невиданную прежде власть над людскими душами. И захотел большего, захотел стать величайшим музыкантом в мире.
Демон сказал, что это, в принципе, возможно, но ему необходимы силы для такого колдовства, а силы он может зачерпнуть из человеческих жизней — обрывая их. И на следующий день юноша, захватив с собой зачарованную свирель, направился в монастырь, где сыграл на ней настоятелю, который в ту же ночь прыгнул с самой высокой башни, разбившись о скалы…
— Колдовская месмеризация… Да, это возможно, — Фигаро задумчиво покачал головой. — И через музыку — особенно через музыку.
— Демон, впитав в себя силу жертвы, стал сильнее. И уже через неделю юноша играл для жителей деревни, где жила его возлюбленная. Его боготворили, к его ногам бросали цветы и деньги, но люди, что слушали его музыку, метались ночами в страшных кошмарах. Некоторые не выдерживали и кончали с собой. Но безумца уже ничто не могло остановить. Он собрался покинуть монастырь, но, к счастью, через эти края проезжал великий Годфрик Анауэльский…
— Первый Инквизитор. — Следователь усмехнулся. — Расскажите мне хоть одну легенду, где он бы внезапно не появился.
— Годфрик почуял демона и его посредника. И приказал схватить послушника, а затем, после неудачной попытки экзорцизма, сжег его у стен монастыря. Но юноша, уже задыхаясь от дыма, произнес проклятие. Он сказал, что монастырь сгорит дотла вместе с его телом, а его душа станет мстить всем живущим на земле. И с тех пор по болотам ходит его призрак, а все, кто услышит музыку Черного Менестреля, обречены до конца своих дней мучиться и сходить с ума от жутких кошмарных сновидений…
— Это все?‥ Однако же, я надеялся услышать нечто более жуткое. — Фигаро тихо засмеялся. — Давайте я потом расскажу легенду о Проклятой Собаке — вот это, действительно, жуть жуткая. Ночью спать нормально не сможете и… — он вдруг осекся. — Господа, с вами все в порядке?
Легенда, даже в пересказе Малефруа, не была страшной. Так, скукота на две страницы убористого текста в какой-нибудь «Тетради наших краев — сказки, истории и Жуткие Рассказы», что продают на железнодорожных станциях по серебряку за штуку. Но на людей, сидевших у камина, она, похоже, произвела глубочайшее и пагубнейшее впечатление.
Мари Воронцова мяла платок, до крови сорвав кожу на ладони и не замечая этого. Его Величество, повернувшись лицом к огню, кусал губы; лицо короля было мертвенно-бледным. Остальные выглядели не лучше; особо страшен был генерал Штернберг, позеленевший, точно утопленник.
И тогда, наконец, следователь заметил глубокие черные тени, залегшие под глазами у всех, включая Малефруа. Заметил изможденные, измученные лица, где пудрой и тональными кремами тщетно пытались скрыть маски застывшей боли. Заметил ввалившиеся, лихорадочно блестевшие глаза. И не поверил сам себе, ужаснувшись страшной, невероятной догадке.
— Не хотите ли вы сказать, господа…
Мари Воронцова вскочила с кресла и, подойдя к следователю, упала на колени.
От изумления Фигаро даже не возразил. А женщина, заламывая руки, согнулась в судорожных
